Милость к смертному, ч. 2
Редактор: И. Капустин.
Жанр: рассказ.
Под вечными небесами идет война рода людского и его темного отражения - Легионов Проклятых, не ослабевая ни на поле брани, ни под сводами церквей в борьбе за души. Что выберет человек, познавший несовершенство своего мира и обративший его изъяны к своему возвеличиванию, перед лицом врага?
Данное произведение основано на сюжете, персонажах и игровой механике серии видеоигр "Disciples", принадлежащей Strategy First Inc., компании Акелла и прочим, имеющим права на её использование. Автор не выносит из данного произведения никакой финансовой выгоды и не намеревается нарушать ничьих авторских прав или прав на торговую марку.
Часть 2.
Мой к тебе вопрос: что движет тобой, человек? Что дает тебе силу и питает твою волю? Ради чего ты уцепился за жизнь?
Лотар уставился на врага недоумевающим взглядом.
- Ты… спрашиваешь это у меня?
- Именно. И, заметь, спрашиваю, а не выпытываю. Фулгримм готов вытянуть из тебя любое признание, однако едва ли разумно познавать твое мировоззрение через истошные вопли. Ответ – твое право; не буду торопить.
- Зачем мне изливать душу, демон? Я далеко не святоша, но исповедоваться тебе… Ты сжег мой замок и убил моих людей, особой приязни взяться неоткуда. Ничего удивительного рассказать я не могу. Да и зачем? Ты все равно меня прикончишь, рано ли, поздно ли.
- Не будь столь в этом уверен, - возразил Абаддон. – Исходи из того, что от твоих слов зависит твоя жизнь… и твое посмертие.
Устало покачав головой, Лотар предался размышлениям. Ведет ли с ним опальный владыка жестокую игру для собственной утехи, или в самом деле желает простой, незамысловатой истины? Коварство темных иерархов общеизвестно, и священники с амвонов изобличают хитрости слуг Владыки Ада, но стоить ли ждать обмана от развенчанного Бога Войны? Но, как ни смотреть, на кону стоит немногое. Вряд ли его откровенность с Проклятым повредит и спасению его души – признаться по правде, Лотар и прежде об этом старался не вспоминать.
Он перевел дух.
- Скажу так, демон, - начал он. – Если ждешь от меня басен о служении богу и императору, о желании им угодить и быть взятым на небо живым в ангельское войско – лучше забудь об этом сразу. Плевал я на богов, и на небесных, которых никто не видел, и на земных, которые мне поперек горла. На этой земле и в этом замке я был хозяином. Знал с рождения, что стану им. В семье первенцем оказался не я, а брат Гюнтер, хороший был парень… но всегда я верил, что Остенвальд и титул будут моими. Делиться с Гюнтером и его будущим потомством ничуть не хотелось, и, к моему счастью, в девятнадцать лет с ним на охоте случилось… несчастье. Да упокоят ангелы его душу, - и Лотар усмехнулся. – А вскоре и отец умер, и графская корона перешла мне.
Вот так я и стал хозяином… и когда я говорю – «хозяином», значит, я никому не позволял покушаться на свое право в Остенвальде. Ни церкви, ни монарху. Мы, Фюрстенберги, никогда не ходили у императора в лакеях. Признавали его на словах, а на деле судили по своим законам, заворачивали на границах имперских фискалов и даже солдат на войны не выставляли. – Солдаты, они дома нужнее, хотя от воинства Абаддона не спасли и они. – При дворе, правда, тоже не состояли, ну и ладно – душок во дворцах гнилой, говорят. Конечно, в столице про нас иногда вспоминали… При моем прадеде Зенон Второй послал к нам войско. Проведать, как мы поживаем. Проблуждали его рыцари по нашим лесам месяц, так и сгинули, мало кто ушел… С тех пор мы – сами себе императоры.
Рассказ воодушевлял Лотара:
- А почему, собственно, императоры? Наша власть была ничем не ограниченной! От нашей воли Остенвальд зависел куда сильнее, чем вся Империя от монаршьей прихоти. Император либо уступает долю своей власти графам, епископам и даже, - Лотар скривился, - мытарям, либо правит только своим дворцом. А у нас удел невелик, и все друг друга наперечет знают… Не все правители понимают, что счастье их не в размерах владений, а в полноте обладания ими. Вот и мне настал черед стать отцом для Остенвальда – и скажу тебе прямо, изверг: только ради этого человеку и стоит жить!
Да, жить… а значит, терпеть боль, потери, страхи и риск всего лишиться. Терпеть законы, которыми боги осчастливили Невендаар. Быть осязаемым богом для людей, можно сказать… Но не пойми меня буквально, смертному не нужна служба в церквях во славу ему, не нужны застольные молитвы три раза в день, и тем паче не нужно писанины аббатов, мусолящих слова откровения на разные лады с тысячу лет… Болтают, конечно, что на Далеком Юге живут правители, требующие для себя поклонения… если мореходы не врут, то глупее них, наверное, только наши отшельники, что хотят стать ближе к богу, истязая себя постом и веригами.
Всевышний ли, Бетрезен ли, но боги украли у нас власть над законами природы. Лучшим из нас оставили лишь кое-что. Власть над землей и ее дарами, над ее народом, над жизнью и смертью слуг, над покоем соседей, над богатством купцов и невинностью дев… Всей этой властью я обладал, - бывший граф понизил голос и стиснул кулак. - И брал, что хотел, когда мне было угодно. Мне и только мне!
Конечно, я был суров со своим уделом – а боги не суровы? Да и как иначе держать в узде подлый народ? Но ты свидетель – мы не перед кем не склонились… пока не пришли твои когорты.
Низложенный правитель замолчал.
- Такой ответ, демон. Доволен ты им?
Непроницаемые глаза Абаддона не выдавали его чувств, но втайне Лотар надеялся, что его признание пришлось темному герцогу по нраву. Он знал, что порождения Бетрезена эгоистичны и преисполнены амбиций, что их ненависть к Всевышнему безгранична, а жестокость к людям вошла в поговорки. Может быть, именно об этих свойствах души, общих для людей и Проклятых, говорил Абаддон? Он найдет их отражение в своем пленнике, и кто знает, не спасет ли это его? И потому в своей речи Лотар фон Фюрстенберг был совершенно искренен. То обстоятельство, что его исповедь принимал не дряхлый служитель Отца Небесного, а воинственный демон, лишь облегчало раскрытие правды.
- Земной божок, стало быть, - прервал Абаддон затянувшееся безмолвие. – Самодовлеющий земной божок.
Мысли низложенного графа при этих словах пришли в полное замешательство. Совсем другого следовало бы ожидать от демона.
- Ты осуждаешь?.. Меня?
Абаддон в ответ заговорил:
- В аду мы перевидали немало заблудших душ. Не все из них заслуживают внимания… Жестокие воители осквернили свой род, но могут быть полезны нашему – иные из них воплощаются в наших рядах. Развратники не менее грешны перед вашим богом, но равно не нужны и Девяти Адам.
Абаддон приблизился к самому лицу Лотара.
- Однако между презрением и враждебностью разница велика. Чтобы заслужить презрение высших сил, не нужно прилагать усилий – стоит лишь отдаться течению своей недолгой жизни и потакать своим мелким слабостям. Напротив, вызвать ненависть и царя небес, и владыки ада – крайне затруднительно… И ты, возомнив себя в своем мирке вседержителем, выше которого никого нет, этого добился!
Старый учитель в годы взросления графского сына, как он помнил, говорил ему о том же самом, но иными словами. Возносите хвалу Всевышнему за блага и успехи, но не ропщите, если он заберет их. Все в его власти, и бунтарей против нее ждет погибель. Но слышать такое от адского иерарха?
- И в чем же мое… преступление хуже остальных?
- Права на божественность вам не оставлял ни Бетрезен, ни Всевышний с его ангельской камарильей. Человеку, однако, дарован выбор – право выбора бога для себя. И право покаяться, отвергнуть прошлое и сменить его: ни лесному народу, ни горным карликам, ни морским жителям не дозволено менять своих покровителей, а о нас даже и речь заводить не стоит. Но люди вроде тебя не ценят и это. Не желают принять простой постулат: вне служения любой из высших сил вы бессмысленны.
Абаддон приблизился вплотную.
- А если при этом появляется прихоть, подобная… как ты сказал?.. «быть осязаемым богом», вы становитесь уже не смехотворной бессмыслицей, а тягчайшим оскорблением этому миру. Ибо, осознавая отсутствие любых божественных прав за собой, пытаетесь утвердить их известными себе, земными способами. Уродливыми даже на наш взгляд.
- Что мы можем творить худшего, чем ваши дела? Или мы выжигаем леса и поля, уничтожаем все живое, или - о ужас - разоряем храмы Всевышнего?
- Не суди о наших делах по меркам своего рода: наша доблесть – ваш тяжкий грех. И самовластная тирания – едва ли не худший из них. Мы не говорим о правителях, правивших сурово ради возвышенных, по их мнению, замыслов – они старались не ради себя. Как не говорим о владыках, впавших в безумие и творивших беззаконие сообразно ему – их воля искажена. Твоя тирания произрастает из самомнения, и не более.
- И это говорит Бог Войны из Шестого Ада? – не верил своим ушал Лотар. – Он, надо полагать, никогда не служил самому себе? И Легионы повиновались ему, наверное, по доброй воле?
- Деспот в рядах Легионов всегда на своем месте. Мы взращены тиранией. И осознаем, насколько она естественна в Девяти Адах. Тирания – становой хребет Легионов, и только она обуздывает хаос, ярость и боль. Я правил Шестым Адом столетия, и, поверь мне, никто из моих слуг не заслуживал мягкости и снисхождения в своих оплошностях, даже добившись почета в прежних делах. Это разумный порядок, и против него не ропщут. Жестокость Преисподней сплачивает Легионы к вящей славе Бетрезена. А чему служила твоя жестокость? Твоему эго?
И тут Лотар не выдержал. Склонив голову, он зашелся в горьком смехе, забывшись и не ощущая более своего отчаянного положения. Но боль вскоре дала о себе знать, и смех прервался хриплым кашлем. И, только отдышавшись, свергнутый граф снова поднял глаза.
- Видно, я перегрелся, - наконец выговорил он, - повредился умом, сидя в этой треклятой яме… Виданое ли дело, чтобы изверг выступал с проповедью, почище иного иерофанта в кафедральном соборе… Наверное, - его лицо вновь исказила недобрая усмешка, - последние времена настают в этом мире, если черт взялся учить человека праведности.
Абаддон не отвечал. Демонам смех чужд, и даже на смех злорадства способны лишь немногие из них. Когда к ним обращается смертный, они ждут очищенного, бесстрастного смысла – хотя сами горазды идти на обман.
- Скажи, а может, твой владыка изгнал тебя именно за заботу о нас, о жалких людях? – Герцог по-прежнему не удостаивал его ответом, но внутреннее чутье подсказало Лотару: на этом хватит. – Можешь не отвечать… Подскажи только, как совмещается одно с другим: сегодня ты был мне наставником, а три дня назад убивал и жег все на своем пути?
- Так оно и есть, - признал Абаддон. – Ваш род отвернулся от Бетрезена, поддался морокам злокозненных эонов, и вашими руками они извратили созданный творцом мир. Вам, видно, пришлось по душе быть их пешками – и у вас хватает бесчестия обвинять в своих бедах нас! За это, - он поднял меч и направил его в Лотара, - мы вас и истребляем. Но, - и склонил лезвие в такт словам, более не угрожая узнику, - мы дети одного отца. Свой логос, свою волю, свой помысел о высшей гармонии Бетрезен вложил и в вас. И даже сегодня у вас остается надежда очиститься и вернуть в мир первозданное совершенство. Но вы, - демон повысил голос, - его никогда не достигнете. Из-за подобных тебе!
- А если… если мы все же сумеем исправить ошибки, вы оставите наш мир в покое? - Я в этом участвовать не буду, думал Лотар, но напоследок хотелось узнать…
- Нет. Возмездие должно свершиться. Но тем самым вы искупили бы свою вину – не перед нашим судом, но перед судом вечности… и перед самими собой.
Людям в Невендааре, от нищих до королей, нет дела до вашей вечности, хотелось сказать Лотару. Дожить бы до завтра любому из них… а для выживания приходится порой творить такое, отчего грехи предков бледнеют. Церковники же свято верят, что мы все суть божьи, а не дьявольские творения, и тем их совесть спокойна. Нет для них ничего вздорнее, чем покаяние перед демонами…
Но Лотар смолчал. Диспут явно заходил в тупик, и, что хуже, он чувствовал, что в вопросах мироздания демон сильнее и тверже его. Абаддон верил не только в себя.
- Что же мне с тобой следует сделать?..
Демон смотрел куда-то в сторону, покачивая мечом. Его решение не принесет ничего хорошего, предположил Лотар… и зажмурился. Тридцать пять лет пролетели в его памяти. Детская комната с высоким потолком в старой цитадели. Задрапированный черным сукном гроб, возле которого рыдали они с братом, а рядом в молчаливой скорби стоял отец. Учебные поединки на деревянных мечах. Старый монах, поднимавшийся к нему в башню со свитками и чернильницей на поясе. Охота в осеннем лесу. Кровь брата на его руках. Отец, хрипящий на смертном одре. Непривычная тяжесть золоченого графского венца. Пирушки в замке, затягивавшиеся до утра. Вороны, кружившие над виселицей у крепостных ворот. Сигерик Севендаск, из последних сил уклоняющийся от медвежьей лапы. Ничего более не оставалось…
Его будущим поигрывало на острие клинка чуждое порождение бездны. Стоило ли жалеть о том? Ничто не держало Лотара в этом мире после пришествия последнего врага. Он отнял у графа землю и людей, разрушил его замок и лишил титула и свободы – оставив лишь вечную гордыню Фюрстенбергов. Помилование едва ли входило в нынешние намерения триумфанта, но и оно не принесло бы побежденному радости. Ныне во всем Невендааре для него не найдется места.
Власть и война – вот все, что знал граф и ради чего стойко сносил удары судьбы, и на свое возрождение в этой стихии ему не оставалось и мечтать. Даже если ему удастся покинуть графство, преодолев выжженную адским огнем и истекающую магмой землю, никто не наградит его уделом вместо утраченного. И даже служба простым ландскнехтом или сквайром – вроде тех, кого Лотар без колебаний прежде бросал в горнило боя, ему заказана – с опаленными легкими и тяжелой одышкой от любой нагрузки. Владычество над чужими судьбами навсегда утекало из его рук…
Если только… Если демон не ждет, что Лотар переступит и через гордыню...
Слова опережали мысли.
- Подожди! Выслушай меня прежде!
Абаддон не выразил ни согласия, ни отказа.
- У нас, у людей, верят, что последний грешник, искренне раскаявшись перед Всевышним, может обрести прощение. У нашего бога мне есть за что вымаливать спасение… но…
Он шумно втянул воздух.
- Но перед твоим властелином мне не за что каяться. Я в вашей власти… и готов, готов присоединиться к вам, как многие то совершили до меня. Всем станет только лучше. Вы обретете во мне опытного бойца и командира, а люди недосчитаются мерзавца – каким я, по-твоему, был. Испытайте меня, дайте мне срок… А ошибку никогда не поздно будет исправить.
Лотар замолк, но спустя мгновение поспешно добавил: - И да, я лишь сделал предложение. Вымаливать ничего не стану. Фюрстенберги не просят, - но не был уверен, что его тон соответствует словам.
Изверг в своей манере не спешил вынести суждение.
- Решил поддаться соблазну, не дожидаясь искусителя, - проронил он. Да, Проклятые считают насмешки, иносказания и прочие игры слов и смыслов ниже своего достоинства, но Лотар готов был поклясться, что в раскатистом рыке Абаддона звучит ирония.
Означает ли это отказ?
- Какими бы слабыми и малодушными ни сотворил вас Бетрезен, в одном он, определенно, преуспел. Своего вы не упустите. Спускаясь к тебе, я подумывал, что мне доведется искушать тебя обращением в наши Легионы… но, признаться, при близком знакомстве ты начал меня разочаровывать…
Абаддон, не поднимая меча, отодвинулся.
- И предлагать тебе нечего. Пути к нам открыты для всех, но, не стану скрывать, немногие достигли желаемого. Иных к нам приводила трусость: предателей, дезертиров и изгнанников. Других же – безумие. Ничтожества, подобные Юберу де Лали, искали у нас новых, неизведанных удовольствий… поистине, не найдется свидетельства людского скудоумия ярче – выпрашивать земные блага у нас, знающих только боль и адские терзания. А чего желаешь ты, человек?
Лотар знал нужное слово.
- Служения. – И, не колеблясь, добавил: - Знаю, с моей стороны такое желание выглядит диким, а то и неумелым обманом, но, коли даже демоны столь древние, как ты, верят в искупление… пусть отныне Бетрезену послужу и я. Более с людьми меня ничто не связывает. Ни перед кем я до того не склонял головы, даже перед Всевышним – и это должно польстить твоему владыке, а не отвратить его. Я готов назвать его и своим господином, и потому прошу о служении... и вечности.
Вечность занимала Лотара как никогда доселе. Нет, вовсе не ее «суд», о коем обмолвился Абаддон – судить себя Лотар не позволял никому, и тем паче обезличенному времени. Век человека короток, и остаться в мире он может только своими деяниями – в памяти, в песнях и сказаниях. Увы, по меркам мира людей бывший граф, при всей его доблести и разумности, был едва ли из тех правителей, по которым слагают красивые легенды. Уж скорее, его именем спустя века матери будут пугать непослушных отпрысков.
А исчадиям вечность предоставлена во владение. Демоническая монада, пережив смерть тела, не покидает мир и возрождается в новой оболочке. И так, через цепь перерождений, через взлеты и падения она следует своим путем, приобщаясь ко все возрастающему могуществу… И в этом путешествии Лотару хватит времени, чтобы вернуть себе власть над чужой жизнью и смертью и приумножить ее в немыслимой для смертного мере.
- Вот как?
Демон погрузился в думы.
- Лишь те, кто вступал в наши ряды для служения истинному богу, обрели себя. Что ж, встань.
Лотар повиновался.
- Подойди ближе. – И, дождавшись, поднял левую руку, протягивая ее к Лотару.
Тот не отстранился. Он понял, что осуществил свой шанс, и попытался представить, что его ждет в Легионах.
– Отныне ты один из нас, - и Абаддон наложил громадную ладонь на лицо узника.
С криком он пробудился в темноте и одиночестве. Огненные вихри и лавовые потоки, меч в руке и могучие крылья за спиной, полчища верных демонов и далекий свет ясного неба над головой, предвкушение триумфа – все исчезло в один миг. Остались лишь мрак вокруг, отблески желтоватых огоньков в пугающей близости, горящее от боли лицо и затхлый, липкий воздух подземелья.
Он попытался пошевелиться – и не смог. Хотел осмотреться по сторонам – голову стиснули зажимы. С трудом скосив глаза, он увидел источники света, выстроенные в ряды по обеим сторонам от него красные свечи. Когда глаза привыкли к темноте, он разглядел грубую каменную кладку стен, врезанные в потолок цепи и кандалы и комья паутины и с ужасом понял, где находится. В своей собственной темнице под замком, привязанный к станку…
- Что это?.. – из горла выходил еле слышный сип. – Что произошло?
Над ним склонилось лицо – Лотар не разглядел, человек то или исчадие.
- Не двигайся и не шуми, - процедил неизвестный. Голос был хрипловат, как у Абаддона, но не столь низкого тембра.
- Кто ты есть, и по какому праву…
- По воле господина моего Абаддона, - отрезал странный человек. Пепельная кожа, красные глаза – таким мог быть культист-еретик или демонолог. – Мы ждем…
- Абаддон… - повторил Лотар. – Но ведь… Он же произвел меня в адские герцоги… Дал мне когорты под командование!
Демонолог пристально уставился на него. Казалось, он готов улыбнуться – или то лишь игра тени в свете свечей?
- Не имею представления. Даже если бы господин желал обратить тебя в нашего собрата и даровать герцогство, права на то он лишен. Ибо, к сожалению, господин впал в немилость у владыки нашего…
Проклятый изверг – навел на меня морок. Не верь демонам. Лотар взвыл от досады.
- Но видения… Предположу, что господин Абаддон наградил тебя ими в знак особой милости. Или же, напротив, издевки – учитывая, что тебя ждет, когда прибудет Фулгримм.
Продолжая стоять над пленником, культист добавил:
- Видишь ли, господин убежден, что подобным тебе нет места ни в раю, ни в аду. По твоим словам, ты вдруг возжаждал служить Легионам. И поэтому…
Жар ворвался в каморку, и Лотар увидел, как под ее низкий потолок вступил неизвестный ему Проклятый – высокий и стройный, несущий красный кристалл.
- Мое почтение, мастер Фулгримм, - произнес культист, но архидьявол не обратил внимания. Он установил кристалл в золоченую раму, стоявшую напротив Лотара, и повернулся к узнику.
- …И поэтому ты возместишь ущерб, нанесенный нам, - закончил прислужник Фулгримма. – Во время боя, стремясь навстречу господину, ты зарубил два десятка одержимых… Дурной поступок, однако, по мне, ты стоишь их всех. Едва ли твоя монада перенесет вселение духа, увы…
Лотар понял, что его ждет, и закричал:
- Нет! Нет! Абаддон должен… должен был взять меня! Что он сказал вам обо мне?!.
Демонолог покосился на безмолвного Фулгримма и сказал:
- О, разумеется. Господин велел передать свою благодарность… Он давно размышляет над тем единым началом, что объединяет Проклятого и Человека, и, может статься, ныне нашел подходящий ответ.
- Какой ответ?.. – прошептал Лотар.
- Вероломство, - услышал он от культиста. Он повернулся к архидьяволу, - А вот теперь, мастер Фулгримм, приступаем.